продолжение
Когда хану доложили, что один из четверых пойманных воинов — женщина, душащий его доселе гнев стал утихать. Ханом овладело любопытство, и он приказал немедленно доставить ее к нему.
...Хан и раньше знал, что башкирки очень красивы, но не предполагал, что женщина-воин окажется райской девой, гурией, спустившейся с небес. Красоту эту не могли скрыть даже густая пыль, засохшая кровь и грязь по всему телу, с головы до ног. Да, она была прекрасна...
— Подойди ближе! — сказал хан.
Девушка сделала несколько шагов и остановилась. В движениях пленницы чувствовалась необычайная легкость и грациозность, а в ее глазах не было ни тени страха, даже беспокойства или волнения не проявляла она.
— Кто ты, воительница? — спросил хан.
Девушка назвала свое имя, род, тамгу и родовую птицу. Хан вздрогнул. Он ожидал услышать грубый голос, но женщина говорила мягко и нежно. Если бы хан своими глазами не видел ее в бою, то никто бы не смог ему доказать, что эта красавица с таким гибким станом, красивыми кистями и нежным голосом способна сражаться наравне с самыми доблестными мужами. Нет, грешно будет уродовать это творение Всевышнего. Нет... Хан еще раз пристально оглядел женщину и натолкнулся на ее твердый взгляд. Это был взгляд отважного воина, от меча и стрел которого полегло немало его лучших воинов. Хан подвергнет ее пыткам, но будет пытать не тело, а душу!
Он обратился к девушке:
— Я — воин. Я вызываю на битву равных себе мужчин. Но я не хочу ни убивать, ни калечить такую красоту. Мне дороже моя честь. Я мог бы сделать тебя рабыней, но мы оба понимаем, что ты, гордая воительница бесстрашного племени, предпочтешь рабству смерть. А значит, получится, что я все же убью тебя. Поэтому я отпущу тебя домой. Но только после того, как ты своими глазами увидишь казнь сородичей. А потом расскажешь остальным, что мы делаем с теми, кто смеет поднять оружие против нас.
Башкирка не ожидала таких слов от хана, известного своей жестокостью и беспощадностью. Она пытливо посмотрела ему прямо в глаза и сказала:
— Хан, во время погони мы сумели оторваться от твоих воинов и могли бы уйти. Но моего коня подстрелили. Остальные вернулись, чтобы вместе встретить смерть. Это мой старший брат, муж и сын. Самые дорогие для меня люди. Отпусти их тоже. Ведь для этого достаточно одного твоего слова...
Какая наглость! Хан ожидал всего — женских слез, слов благодарности, но не этого. Его вновь обдало жаром гнева. Вместо того чтобы благодарить, ставит условия! Ведет себя так, будто и не пленная вовсе, а прибыла на переговоры с равным! Хан снова вспомнил, сколько камней — по числу погибших воинов — он положил на курган, и стиснул кулаки. Все, теперь он ее не отпустит так просто! Теперь он сделает все, чтобы гордая воительница превратилась в обычную слабую женщину!
Стараясь придать своему голосу как можно больше нежности, он ответил ей:
— Я — правитель, а правители должны принимать мудрые решения, с которыми согласятся все мои подданные. Иначе меня перестанут почитать и воспринимать каждое мое слово как закон. Я не могу бросать свои слова на ветер. Когда я посылал за вами в погоню, то во всеуслышанье приказал доставить вас живыми, чтоб подвергнуть самым мучительным пыткам. Отпуская тебя, я нарушаю данное мной слово. Но, гордая воительница, ради твоей красоты я готов сделать тебе еще один подарок: чтобы в дороге тебе одной не было скучно, разрешаю забрать одного из твоих родственников. Сама решай, кого брать: старшего ли брата, любимого мужа или родного сына?
Хан медленно произнес последние слова и откинулся на подушки. Вот сейчас он будет свидетелем настоящих душевных страданий! Он посмотрел в глаза женщины. Та выдержала его взгляд и ответила сразу, будто заранее была к этому готова:
— Отпусти брата.
В глазах женщины сверкнул такой огонь, что хан не выдержал и опустил свой взгляд.
— Не любишь мужа? И сына тоже? — ехидно спросил он.
— Ошибаешься, хан. Нет у меня никого дороже их. Но я могу еще раз найти себе мужа, смогу родить сына. А брата, кроме этого, у меня не будет никогда.
Хан, ошеломленный услышанным, велел привести остальных пленников.
— Хорошо. Выбор сделан. Но об этом ты скажешь им сама! — улыбнулся хан, и приятная волна прокатилась по всему его телу. Это было предвкушением торжества победы.
Хан молчал, молчала и пленница. Он неотрывно смотрел на нее и с удовлетворением наблюдал, как женщина напрягает всю свою волю, чтобы сохранить спокойствие.
Воинов ввели в юрту. Они вошли уверенно и спокойно, будто к себе домой. Не было растерянной суетливости, беспокойной дрожи, обычного перед оглашением смертного приговора.
Хан не торопился говорить. Он пристально оглядел каждого. Пленные были в пыли и грязи, на их искромсанных доспехах видны засохшая кровь и следы чудовищных ударов. Похоже, потому его люди и не забрали доспехи себе, что были они уже не пригодны для боев. Все трое были изранены, и некоторые раны продолжали кровоточить.
...Хан носит титул багатура. Титул, который не дается с рождения, а добывается силой и бесстрашием в бою. Раньше, когда был моложе, он всегда сражался в первых рядах, достойно выдержал бесчисленные сражения и не раз оказывался на волосок от смерти. Его сбивали с коня ударами палиц, стрелы впивались в него, копья железным острием рвали мышцы и дробили кости, мечи и сабли полосовали его упругое, сильное тело. Бесчисленные шрамы на теле хана вели летопись его подвигов и воинской доблести...
Поэтому хану хватило одного взгляда, чтобы понять, насколько серьезны ранения башкир, и он удивился, что эти воины все еще держатся на ногах. И даже пытаются скрыть боль. Ничего, сейчас посмотрим! Перед казнью хан решил сломить их дух, дав им всем надежду на освобождение, ибо врага с несломленным духом невозможно победить даже после его смерти...
— Башкиры! Война — не женское дело, и поэтому я отпускаю женщину. Но не одну. Одного из вас она может забрать с собой. Кого — выберет сама. Оставшихся двоих ждут суровые пытки. В сегодняшнем бою я потерял больше половины войска. Двое из вас ответят за моих погибших людей...
Хан ожидал, что мужчины взглядами и жестами начнут умолять женщину. И в самом деле, молодой, но крепкий юноша с надеждой посмотрел на мать. Но его взгляд перехватил второй — коренастый мужчина средних лет с глубокой раной на лице, и обратился к хану:
— Мы в твоих руках, хан. Ты можешь пытать наши тела, можешь оборвать нашу земную жизнь. Но ведь это не смерть. Ты не сможешь нанести увечья нашим душам, и ты не в силах унизить наше достоинство. Ибо души даны нам богом Тенгри, а достоинство наше — от предков. Тебе они неподвластны.
Молодой воин выпрямился, глаза его сверкнули, и он посмотрел вверх, где сквозь решетку в центре купола юрты пылало закатными лучами Вечное Небо. Мужчина заметил это и торжествующе улыбнулся, а затем продолжил речь, но уже обращаясь к жене:
— Твое решение будет правильным. Действуй согласно обычаям. Когда придет время, встретимся в покоях Тенгри. Мы с сыном будем ждать тебя...
Хан был поражен. Ожидающий пыток и казни мужчина пытался успокоить жену и сына! «Умен! Делает вид, что обращается ко мне и к жене, а сам говорит с сыном», — подумал он. Так оно и было: и сын, и жена облегченно вздохнули. Их взгляды вновь выражали то величественное спокойствие, которое больше всего гневило хана. Установилось недолгое молчание, которое прервал зычный голос могучего рослого воина:
— И ты, зять, будь спокоен! Мы до конца исполним долг чести!
Хан вздрогнул и посмотрел в сторону рослого широкоплечего воина, который выкрикнул эти слова. Они встретились взглядами. Воин и не стремился скрыть свои чувства: в его глазах читались неприкрытая ненависть и жажда мести.
По всему телу хана прошла мелкая, неприятная дрожь. Нет, он не испугался. В своей жизни он повидал немало могучих багатуров с яростными и отчаянными взорами, но впервые его обжег огонь холодный ненависти. Воин был исполнен решимости идти до конца...
Хан отвел взгляд. Неразумно оставлять в живых таких врагов. И невозможно будет сломить их, вместе или поодиночке, — это хан тоже осознал. Изощренная пытка не удалась. Верные своим обычаям, мужчины сами поняли, кто должен быть избран. И все были готовы к ответу женщины. Хан понял, что проиграл, но ведь он не привык к поражениям! Теперь ему хотелось во что бы то ни стало заполучить для пыток этого могучего воина с орлиным взором — старшего брата красавицы. Но при этом он не мог нарушить обещание.
— Как ты ловко пользуешься обычаями своего народа. Сердце твоей сестры обливается кровью, к тому же она еще не сказала ни слова. Почему ты решил, что она выберет тебя? А ты ведь здесь самый старший, мог бы уступить тем, кто помоложе, — сказал хан, ехидно усмехнувшись.
— Да, я прожил дольше их, но и опыта у меня больше. И долг свой я исполню лучше молодых, — ответил воин.
Хан был поражен дерзостью ответа. И тут он вспомнил о Бошмане, батыре, о котором в далеком детстве рассказывал ему дед.
...Во время первых сражений с башкирами, после одной из жестоких битв батыр кипчакского рода Бошман попал в плен к прадеду хана. Желая сломить железную волю батыра, прадед поставил ему условие: «Если встанешь на колени и попросишь прощения за убитых тобой и твоими людьми моих воинов, можешь рассчитывать на снисходительность. Если же откажешься, казнь будет суровой...» Бошман ответил: «Не я пришел на твои земли с войной. Я не буду просить прощения за то, что убивал завоевателей. И я не верблюд, чтобы стоять на коленях...»
Сегодня он лицом к лицу встретился с потомками Бошмана, такими же гордыми и отчаянными. Нет, не сможет хан поставить их на колени. Что он должен сделать с ними?! Хан начал задыхаться от гнева:
— Ты поплатишься за свои слова. Я отрекаюсь от своего обещания. Всех вас будут пытать — долго и мучительно, до тех пор, пока ваши души не окажутся в преисподней! — Хан повернулся к старшему сыну.
— Скажи палачам, чтобы готовили орудия пыток!
Бердибек вышел из юрты.
— Готовьтесь. Мои палачи знают свое дело, — усмехнулся хан.
Но башкиры были невозмутимы.
— Может, хотите что-нибудь сказать напоследок? — не выдержал он, нарушив долгое молчание.
— Не боимся мы ни тебя, ни твоих палачей, хан, — громкий голос рослого воина вновь наполнил юрту, и звучал он словно откуда-то с вышины. — Каждому из нас важно знать, как он пройдет испытание на прочность нашей силы. Нашей, башкирской силы.
— Башкирской силы? Так в чем же она?
— В кровных узах и в обычаях, скрепляющих их.
Хан вдруг почувствовал страшную боль под левой лопаткой. Она пронзила все тело, забилась под самым сердцем и отдалась в висках. У хана перехватило дыхание, он закрыл глаза.
Много лет назад, после смерти отца, в борьбе за ханский престол он убил брата. Сводный брат был старше его на семнадцать лет. В детстве он приезжал со своими воинами в их кочевье, и юрта наполнялась запахом пота и гари. Когда брат спорил с отцом, громко и дерзко, размахивая рукоятью плетки, мать тихо дрожала, обнимая их, четверых детей, за тонкой занавеской. Когда хан вонзал нож в тело брата, он мстил и за тот свой детский страх. А немного времени спустя в него самого вонзился нож младшего брата Эльчидая.
...С Эльчидаем они с раннего детства были неразлучны. Он защищал его от других мальчуганов, таскал на спине, порой тяжелый крепыш Эльчидай засыпал на его плече, и он боялся разбудить его. Он обучал его объезжать диких коней, выточил ему первую стрелу, вместе они охотились на сайгаков...
Лезвие ножа не дошло до сердца. Хана спасла кольчуга, которую он никогда не снимал. Он подверг Эльчидая ужасной казни.
Сейчас этот давно забывшийся шрам вновь напомнил о себе, отзываясь страшной болью. «Сила — в кровных узах и в обычаях, скрепляющих их... Они сильны своими кровными узами. И счастливы. И в жизни, и даже в смерти они верны друг другу. А мы истребили друг друга в драке за власть и богатство. Наши прадеды создавали это богатство на пустом месте, из ничего, безжалостно и жестоко били своих врагов, а мы с такой же жестокостью насмерть стоим брат против брата. А что будут делать мои сыновья после того, как я покину этот мир? Кто из них победит?» Рана под сердцем заныла. И тут он вспомнил предсмертный крик Эльчидая. Хан покрылся потом...
Он представил своих сыновей. Вот выстроились они перед отцом — рослые красавцы, искусные воины, гордость отца и всего их народа! Но что происходит? Глаза их полны ненависти, а в руках сверкнули ножи... Нужно их спасти! Ведь он растил их для великих дел, а не для междоусобиц!
Хан открыл глаза. Пленные башкирские воины вполголоса прощались друг с другом.
— Нет! — крикнул хан. — Передайте всем, что казни не будет! Дайте пленникам четырех самых лучших коней, и пусть они немедленно уезжают!
...Башкирские всадники скрылись во мраке ночи. Хан молча проводил их взглядом.
— Отец, — раздался голос из темноты. Хан обернулся и увидел шестерых вооруженных всадников. Это были его сыновья. — Почему ты отпустил их? Это твое поражение? — Бердибек вытащил лук и вопросительно посмотрел на отца.
— Нет, сын мой, это дань их силе. Силе кровных уз. А она сильнее смерти...
Перевод с башкирского Зухры Буракаевой
